Брир все еще держал вора за беспомощную руку.

– Отпусти меня... пожалуйста.

Брир только посмотрел на него, пиджак на нем все еще был расстегнут, демонстрируя страшные раны.

– Чего ты хочешь, приятель? Ты делаешь мне больно.

Пиджак Свэллоуза был также раскрыт. Внутри находилось другое оружие, глубоко в кармане.

– Нож? – спросил Брир, глядя на рукоять.

– Нет, приятель.

Брир потрогал. Юноша, жаждая подчиниться, вынул оружие и бросил под ноги Бриру. Это было мачете. Лезвие грязное, но очень острое.

– Это твое, приятель. Давай, возьми его. Только руку мою отпусти.

– Подними. Наклонись и подними его, – сказал Брир, и отпустил сломанную руку.

Юноша сел на корточки и поднял мачете, затем подал его Бриру. Пожиратель Лезвий взял. Эта картина – он стоит над стоящей на коленях жертвой, с клинком в руках, – что-то ему напомнила, во Брир не мог точно понять, что. Картинку из книжки про жестокости, может быть.

– Я могу убить тебя, – заметил он с некоторой отрешенностью.

Эта мысль не ускользнула от Свэллоуза. Он закрыл глаза и стал ждать. Но удара не последовало. Человек просто сказал:

– Спасибо.

И вышел.

Стоя на коленях около двери, Свэллоуз начал молиться. Он сам удивлялся этому приступу набожности, читая наизусть ту же молитву, что он и Хосанна, его сестра, произносили вместе до и после того, как согрешили.

Он все еще молился, когда десять минут спустя дождь зарядил серьезней.

65

Бриру потребовалось несколько минут, чтобы обойти Брайт-стрит в поисках желтого дома. Обнаружив его, он постоял снаружи некоторое время, готовясь. Она была там – его спасение. Он хотел чтобы их соединение было настолько прекрасным, насколько он сможет это сделать.

Парадная дверь была открыта. Дети играли на пороге, оторванные от своих «классиков» и скакалок начавшимся дождем. Он прошел мимо них с осторожностью, заботясь о том, чтобы его подволакивающаяся нога не расплющила крошечную руку. Одна особенно очаровательная девочка заслужила от него улыбку, но она на нее не ответила. Он встал в холле, пытаясь вспомнить, где, как говорил Европеец, прячется Кэрис. На втором этаже, кажется?

Кэрис услышала, как кто-то движется по площадке снаружи комнаты, но эти шаги мимо потертого дерева и шелушащихся обоев звучали за проливами без мостов, далеко от ее Острова. Она была в совершенной безопасности там, где находилась.

Затем кто-то снаружи постучал в дверь: это был застенчивый, джентльменский стук. Сначала она не ответила, но когда стук повторился, сказала:

– Уходите.

После некоторого колебания, через несколько секунд, ручка двери слегка дернулась.

– Пожалуйста... – сказала она вежливо, насколько была способна, – уходите. Марти нет дома.

Ручка снова дернулась, на этот раз сильнее. Она услышала, как мягкие пальцы работают над деревом; или это было хлюпанье волн на берегу Острова? Она не могла понять это в достаточной степени, чтобы испугаться или даже только озаботиться. Марти принес хороший героин. Не самый лучший – такой она получала только от Папы, – но этот выметал прочь все клетки страха.

– Не надо входить, – сказала она предполагаемому посетителю. – Уходите и возвращайтесь попозже.

– Это я, – попытался сказать Пожиратель Лезвий. Даже сквозь легкую пелену солнца она узнала этот голос. Как мог Брир так шептать у ее двери? Ее мозг играет в плохие игры.

Она села на кровати; шум давления на дверь возрос. Внезапно, устав от собственной деликатности, Брир толкнул дверь. Один раз, второй. Замок поддался слишком легко, и он, споткнувшись, вошел внутрь. Это не было игрой ума, это был он во всей своей славе.

– Я нашел тебя, – сказал он, этот совершенный принц.

Осторожно прикрыл за собой дверь и предстал пред ней. Она поглядела на него с недоверием: его сломанная шея, которую поддерживала самодельная конструкция из деревяшек и бинтов, его потертая одежда... Он занялся одной из своих кожаных перчаток, пытаясь снять, но та не поддавалась.

– Я пришел, чтобы увидеть тебя, – сказал он ломающимся голосом.

– Да.

Он сдернул перчатку. Раздался мягкий, тошнотворный звук. С перчаткой содралось много кожи. Он протянул этот сочащийся лоскут ей.

– Ты должна помочь мне, – сказал он.

– Ты один? – спросила она у него.

– Да.

Это было по крайней мере что-то. Может быть. Европеец даже не знает о том, что этот здесь. Он пришел поухаживать, судя по этим патетическим попыткам на церемонность. Его флирт впервые возродился после того первого свидания в паровой. Она не закричала и ее не затошнило, и это подкрепило его неумирающую верность.

– Помоги мне, – проныл он.

– Я не могу помочь тебе. Я не знаю, как.

– Позволь мне коснуться тебя.

– Ты болен.

Рука уже протянулась. Он шагнул вперед. Он что думал – она какая-то икона, талисман, коснешься один раз и исцелишься от всех болезней?

– Милая, – сказал он.

Запах был невыносим, но ее мозг, забитый наркотиком, бездействовал. Она знала, что нужно удрать, но как? Через дверь или, может быть, через окно? Или просто попросить его уйти и прийти завтра?

– Пожалуйста, уходи.

– Только коснуться.

Рука была в нескольких дюймах от ее лица. Отвращение охватило ее, прервав летаргию, которую навеял Остров. Она отбросила его руку, испуганная даже этим кратким соприкосновением с его телом. Он выглядел обиженным.

– Ты пыталась причинить мне боль, – напомнил он ей, – так много раз. Я никогда не причинял тебе боли.

– Но ты хотел.

– Он. Не я. Я хочу, чтобы ты была вместе с моими друзьями, там, где никто тебя не обидит.

Его рука внезапно метнулась к ней и схватила ее за шею.

– Ты никогда не уйдешь от меня, – сказал он.

– Мне больно, Энтони.

Он прижал ее к себе и наклонил голову, насколько позволяла шея. В пятне кожи рядом с правым глазом она заметила изменение. Чем ближе он был, тем яснее она видела жирную белую личинку, которая расположилась на его лице, похожая на яйцо, и зрела там, ожидая крыльев. Он знает, что стал домом для личинок мух? Или, может быть, это предмет гордости – быть засиженным мухами? Он собирался поцеловать ее – никакого сомнения. «Если он положит язык мне в рот, – подумала она, – я откушу его. Я не позволю ему этого сделать. Боже милостивый, я лучше умру».

Он впился своими губами в ее.

– Ты непростительно ведешь себя, – сказал тонкий голос.

Дверь была открыта.

– Отпусти ее.

Пожиратель Лезвий убрал руки от Кэрис и отодвинулся от ее лица. Она выплюнула привкус его поцелуя и посмотрела вверх.

Мамулян стоял в дверях. За его спиной стояли два хорошо одетых молодых человека: один с золотыми волосами, оба с улыбками победителей.

– Непростительно, – снова сказал Европеец, и обратил свой рассеянный взгляд на Кэрис.

– Ты видишь, что случается, когда ты сбегаешь из-под моей опеки? – сказал он. – Какие кошмары начинаются?

Она ничего не ответила.

– Ты одна, Кэрис. Твой давешний защитник мертв.

– Марти? Умер?

– В своем доме: пошел туда за героином.

Догадавшись об ошибке, она оказалась чуть-чуть впереди него. Может быть, это даст Марти преимущество над ними, – то, что они думают, будто бы он мертв. Но это не было бы мудро – источать слезы. Она не трагическая актриса. Лучше притвориться неверящей, сомневающейся по крайней мере.

– Нет, – сказала она, – Я вам не верю.

– Собственными руками, – сказал белокурый Адонис из-за спины Европейца.

– Нет, – настаивала она.

– Да уж поверь, – сказал Европеец, – он не вернется. По крайней мере в этом можешь мне довериться.

– Довериться тебе? – пробормотала она. Это было почти смешно.

– Разве я не предотвратил твое изнасилование?

– Он – твое создание.

– Да, и будет наказан именно поэтому. Теперь, я надеюсь, что ты отплатишь мне за мою доброту, за мое своевременное появление, тем, что найдешь для меня своего отца. Я не потерплю никакого отлагательства, Кэрис. Мы возвращаемся на Калибан-стрит и ты найдешь его или, клянусь Богом, я выверну тебе кишки. Это мое обещание. Святой Томас отэскортирует тебя к машине.